Юрий Леж - Искажение[СИ, роман в двух книгах]
Поэтому просто приглушив звук цыганских романсов, он отвлекся от экрана, поднял с пола пустой стакан и подошел к столу. Среди пары стаканов, тарелочек с недоеденными закусками, салфеток и вилок стояла недопитая до конца бутылка коньяка, кажется, третья… Паша налил янтарный напиток в стакан, повертел его в руках перед тем, как выпить, разглядывая зачем-то в тусклом свете экрана, но так ничего нового или необычного для себя не обнаружил.
12
…И был огонь — всепоглощающий, жадный, прожорливый, ненасытно пожирающий всё, до чего он мог дотянуться; дающий тепло и свет, приносящий боль и смерть. Всё было в этом неистовом пламени… И был огонь…
…впереди, чуть в стороне от дороги, горел костер. Впрочем, и не костер вовсе, так — костерок, да и не горел, слегка мерцал в темноте догорающими угольками с трех поленьев. Как и договаривались раньше, Анька неторопливо пошла вперед, к огню, а Паша исчез в темноте за её спиной, как и не было его вовсе на дороге. Крупный, слегка неуклюжий на вид, внешне медлительный Паша преображал при необходимости, превращаясь в матерого хищного зверя. Так косолапый и неуклюжий медведь, кажущийся забавным и безобидным на цирковой арене, становится смертельно опасным, когда выходит на охоту.
Анька подошла к костерку и остановилась напротив тройки молодых, сопливых ребят, неряшливых, расхлябанных даже внешне, для чего-то делающих вид, что они несут здесь, у огня, караульную службу — наблюдают за дорогой.
— Ой, девка! — в дурашливом восторге негромко вскрикнул один из караульных, вглядываясь через огонь на Аньку.
— Гы, точно! — подтвердил второй, отставляя в сторону зажатую между колен винтовку, похоже, германского происхождения.
Третий промолчал, но по всему было видно, что любое слово давалось ему с трудом. Узкий лоб, отвислая нижняя губа, капля под носом… "Какой дебил этому дебилу винтовку дал? — подумала Анька. — Да еще в караул поставил?" В этот момент далеко в стороне раздались хлесткие винтовочные выстрелы, но никто на это и внимания не обратил. Подумаешь, стреляют. Так ведь явно беспорядочно, в белый свет, как в копеечку, хулиганят братишки, небось, или кто перепил на постое… Деревня-то рядом, там весь отряд инсургентов и остановился, а им вот выпало из себя часовых изображать, как самым молодым и бестолковым.
— Побалуемся, что ль? — решил сначала поговорить первый из караульных, приподнимаясь с чурбачка, неведомо как оказавшегося здесь и еще не сожженного в самом начале ночного дежурства.
— Побалуемся, — согласилась Анька, шагнув поближе.
Третий, молчаливый, промычал, загукал что-то неразборчивое и встал, роняя винтовку чуть ли не в огонь. Анька едва сдержалась, что б не фыркнуть презрительно. При всей её недавней любви к нестандартному сексу на зоофилию девушку никогда не тянуло… а этот, молчаливый, если и походил на человека, так только внешне, оставаясь изнутри обыкновенным прямоходящим животным. Двое инсургентов посообразительнее начали расходиться, огибая костерок слева и справа, третий, торопясь, шагнул прямо через огонь и оказался совсем рядом с девушкой. Подождав, пока подойдут и чуть отставшие его товарищи, Анька, как бы нехотя, потащила из-за спины руки… В левой она держала всем хорошо знакомую гранату системы Лемона в страшной, рубчатой оболочке, а в правой поблескивало кольцо от гранаты.
— Ты-ты-ты… — неожиданно стал заикаться первый. — Ты сдурела, девка?!!
— А хоть бы и сдурела? — весело согласилась Анька. — Кольцо вытянула, до трех досчитала, а потом усики-то и зажала, это как считается — сдурела или не очень?
Запал гранаты горел четыре секунды, так что теперь стоило Анька просто разжать пальцы, и взрыв прогремел бы мгновенно. Караульные замерли, не понимая, что же им сейчас делать? Бежать бесполезно, кидаться на землю — тоже, граната на двух шагах сделает фарш из тебя в любом положении, хоть стоячем, хоть лежачем. Да в стоячем даже и лучше, сразу с концами, в темноту вечности, как говорят атеисты, в ад или в рай, как твердят верующие. А лежачему-то перебьет позвоночник, и будешь последние недели жизни пускать слюни на неподвижные ноги или орать от боли.
— А ты чего это? — попробовал прояснить ситуацию первый, видимо, лидер среди своих товарищей, ну, или самый бойкий на язык.
— Так сами ж побаловаться звали? — сделала удивленный вид Анька. — Вот и побалуемся…
— А ты ведь тоже… того… если что… — косноязычно скорее от природы, чем от испуга, сказал второй инсургент.
— А я не собираюсь жить вечно, — веско ответила Анька, подумав, что вряд ли кто из присутствующих поймет всю глубину её сентенции.
Они и не поняли, застыв в нелепых позах. И в это мгновение совсем рядом, в двух десятков шагов от костерка, раздались негромкие хлопки выстрелов. Бах-бах-бах… Караульные даже не дернулись на звук, настолько он не походил на громкоголосый бой винтовок или наганов. А еще через пяток секунд из темноты за спинами растерянных инсургентов появился Паша, прижимая к рассеченной брови чистую тряпицу, служащую ему в обиходе носовым платком.
— Ну, как? — спросила Анька, теперь полностью игнорируя присутствующих молодых инсургентов.
— Проспорил, — вздохнул Паша. — Ты, как всегда, права. Их там шестеро было, в настоящей-то засаде. Вот и пришлось пострелять, иначе б кто-то да ушел…
Услышав за своими спинами такие слова, попавшие со всех сторон в беду караульные только и смогли, что невнятно замычать и загукать с полуоткрытыми ртами.
— А бровь рассек — бодаться опять полез? — уточнила Анька, зная любимый прием Паши в ближнем бою — удар головой в лицо.
— Пришлось, — развел Паша руками, отрывая тряпицу от брови.
Ничего страшного на его лице Анька не увидела, обычное, даже в чем-то привычное рассечение, которое заживет через пару дней.
— Ладно, а вот с этими-то что теперь делать? — спросила она, тыча гранатой в ближайшего к себе караульного.
От этого жеста, от зажатой в руке гранаты, от появившегося за спиной неизвестного, только что, по его словам, перебившего основную засаду, инсургенту захотелось закрыть глаза и бежать, сколько хватит сил, до самого горизонта. Но испуг сковал мышцы, даже пошевелиться мальчишка не смог и успел ощутить только, как что-то теплое потекло по его ногам от пояса вниз, в разбитые, едва пригодные к носке сапоги.
Паша пожал плечами. Ему в самом деле вопрос был непонятен, да и зачем его задавать было — непонятно вдвойне. На войне врагов убивают, и неважно, что он попался сонный и беззащитный. Проснувшись и взяв в руки винтовку, инсургент попытается убить тебя, так что не надо давать ему шансов на эту попытку.